Эллиот коэн
Трансперсональная психология
Перевод седьмой главы книги Эллиота Коэна "Психологизация восточных духовных традиций: колонизация, трансляция и коммодификация*", 2021
(Dr Elliot Cohen. The Psychologisation of Eastern Spiritual Traditions: Colonization, Translation and Commodification).

Перевод выполнен Ириной Танетовой

Озвучку этой статьи и многие другие материалы по трансперсональной психологии слушайте, читайте и смотрите в Телеграм-канале "Трансперсональный Дайджест" https://t.me/tpdigest

От переводчика: В отрывке книги Коэна содержится довольно много слов, которые могут быть неизвестны широкой аудитории. Они будут помечены звездочкой и разъяснены.

*Коммодификация - (англ. commodification, от commodity — товар, произведенный для реализации) — превращение тех или иных благ в товар; процесс, в результате которого различные виды человеческой деятельности обретают денежную стоимость.
Обложка книги на английском языке, издательство Routledge

Рассматривая различных революционных, т.е. меняющих парадигмы, мыслителей из анналов психологии, мы сталкиваемся с явлением, часто встречающимся в политических революциях, - с тем, что, к сожалению, инновации могут вскоре превратиться в новые ортодоксы, в то время как старые несправедливости и неравенства упорно сохраняются.

Революционные идеи Фрейда о неосознаваемой роли бессознательного и его акцент на центральную роль сексуальных влечений, включая его особенно прогрессивные взгляды на гомосексуализм, безусловно, вызывали споры, если не опережали свое время, и часто приводили к тому, что его теории клеймились, отвергались или даже объявлялись вне закона - настолько они были шокирующими для венских культурных норм и социальных устоев начала ХХ века.

Впоследствии правящая нацистская партия признала их дегенеративными и извращенными, а его труды, как и труды многих других еврейских мыслителей, были торжественно сожжены. Тем временем племянник Фрейда, Эдвард Бернейс*, активно пропагандировал теории своего дяди в Америке и использовал их для того, чтобы дать рекламодателям и корпорациям психоаналитическое преимущество перед конкурентами, сначала выявляя бессознательные влечения, а затем апеллируя к ним и к желаниям потребителей.
*Бернейс Эдвард — отец современного PR и племянник Зигмунда Фрейда. Во время Первой Мировой войны он входил в Комитет информации для населения США (CPI) — мощный аппарат пропаганды, который преподносил американскому народу войну в качестве средства защиты демократии. В течение следующих пятидесяти лет Бернейс работал в области управления массами в политических или корпоративных целях. В число наиболее важных его клиентов входили Procter & Gamble, CBS, American Tobacco Company, General Electric. Сейчас его называют не иначе как «первооткрывателем научной техники формирования и управления общественным мнением».
Психоанализ, особенно в его эго-психологической разновидности, должен был стать частью медицинского истеблишмента Америки, поставлен на службу, укрепить и обезопасить существующий статус-кво и обеспечить соответствующую адаптацию и подчинение со стороны тех, кого считали непокорными или девиантными гражданами. Язык психоанализа также мог наделять аналитика неоспоримой властью, привилегированным и безапелляционным пониманием внутренней работы психики пациента; при этом любое возражение против профессионального диагноза или интерпретации аналитика могло быть само диагностировано и подавлено, будучи расценено как "сопротивление" или "отрицание".

В Европе и Латинской Америке, напротив, можно наблюдать заметно менее медикализированные разновидности психоанализа, используемые для анализа, критики и сопротивления статусу-кво, часто интегрированные с марксистской и феминистской перспективами.

Сам Фрейд, защищая свое первоначальное видение психоаналитического проекта, по-видимому, проявлял авторитарные тенденции. В своих беседах с Карлом Юнгом он подчеркивал необходимость лояльно и догматично придерживаться своей сексуальной теории и избегать "черной грязи" "оккультизма" (Jung, 1961, стр. 150).
В своей автобиографии Юнг также вспоминает о нежелании Фрейда позволить Юнгу интерпретировать один из его снов, вызванном страхом потерять свой авторитет. Иронично, что именно эта потребность в сохранении и утверждении своего авторитета заставила Юнга отойти от Фрейда и обратиться к оккультизму, который Фрейд не одобрял: каббале, герметизму, алхимии, медитации и йоге - религии и духовности.

Именно принятие и изучение Юнгом духовности определяет и выделяет его аналитический подход к психологии и психотерапии, а также делает его широко признанным в качестве одного из основателей трансперсональной психологии, наряду с Уильямом Джеймсом и Абрахамом Маслоу.

Психоанализ, в свою очередь, был оспорен и отчасти затмлен появлением более экспериментальных и бихевиористских подходов, которые также считали себя революционными. "Вторая сила" гордилась своей объективностью, стремлением к измерениям и претензией на предсказательную способность. В то время как мотивы и объяснения поведения человека, описанные психоаналитиками, представлялись сложными, часто противоречивыми и погрязшими в субъективности, популярное представление бихевиоризма сводило уравнение человека к вариациям Стимул → Реакция (S→R). Бихевиористы, возможно, считали, что освобождают людей от тирании бессознательного, как неизвестной и в конечном итоге непознаваемой сущности; вместо этого они создали новую "научную психологию", занимающуюся только тем, что можно увидеть, записать и воспроизвести. Все наши мысли, страхи, надежды и мечты, само наше самоощущение были отфильтрованы и поняты через призму обусловленности, поскольку акцент был перенесен с внутреннего мира и интроспекции на внешний мир наблюдаемых моделей поведения.

В свою очередь, бихевиоризм подвергся критике со стороны гуманистической "третьей силы", прежде всего за детерминизм и редукционизм*, которые, как оказалось, атомизируют и дегуманизируют испытуемых, превращая их в программируемых респондентов, а не в автономных участников. Гуманистическая психология в значительной степени отражала дух 1960-х годов и контркультуру, в которой вновь подчеркивалась важность человеческого опыта и человеческого потенциала.
*Редукционизм (лат. reductio – возвращение, отодвигание вперед) – объяснение сложных явлений и объектов действительности посредством более доступных для понимания категорий. Редукционизм применим к различным областям знаний, особую популярность он получил в философских науках, где с переменным успехом теснит холизм. Психологический редукционизм – это исключение существования психологических закономерностей и сведение к объяснению психических явлений через положения, которые значительно умаляют достоинства психологии как науки.
Гуманистическая психология намеренно дистанцировалась от пессимистического, патологического взгляда Фрейда на природу человека, так же как и от редукционизма бихевиористов. Свобода и выбор стали руководящими, определяющими идеалами Движения за человеческий потенциал, с которым гуманистическая психология была тесно связана и в которое была включена, - они были далеки от сильных, невидимых токов бессознательного или обусловленности социумом, которой человек подвергался в течение всей своей жизни. Этот подход, пожалуй, лучше всего иллюстрирует цитата, часто приписываемая психиатру-экзистенциалисту Виктору Франклу, которая, хотя и содержит явную критику бихевиоризма, впоследствии часто выступает в качестве краткого описания и девиза для подходов, основанных на осознанности:
«Между стимулом и реакцией существует пространство. В этом пространстве мы можем выбирать свою реакцию. В нашей реакции - наш рост и свобода». (Франкл цитируется по Stahl & Goldstein 2010, стр. 32)
Даже если Франкл не говорил об этом прямо, это явно подразумевалось в духе Франкла, и именно вопрос о духе и трансцендентности, а также их явное подавление в гуманистической психологии в значительной степени привели к первоначальной критике Франклом третьей силы.

В действительности, все силы - экспериментальную, психоаналитическую, бихевиористскую и гуманистическую - объединяло исключение духа, нуминозных и трансцендентных сфер человеческого опыта. Возможно, для того, чтобы психология воспринималась как достаточно научная, ей было необходимо отмежеваться от духовного, даже если ее практики заимствованы из духовных традиций. Показательно, что усилия Джона Кабата-Зинна, направленные на серьезное восприятие mindfulness как науки и научно обоснованного психотерапевтического вмешательства, привели к тому, что он явно дистанцировал эту практику от термина "духовная":
«...если я назову mindfulness духовной практикой, то, конечно, найдутся люди, которые будут считать ее чудесной, и будет столько же людей, или в десять раз больше, которые будут считать, что это что-то вроде религии, вуду, что на самом деле это чепуха, и они не будут иметь с ней ничего общего». (Кабат-Зинн цитируется по Shonin 2016, стр. 124)
Или еще более раннее и сильно выраженное неприятие духовного, вызывающее чувство отвращения:
«Я стараюсь держаться подальше от слова "духовный", как будто в нем есть какой-то яд». (Kabat-Zinn, 2013)
Уже на позднем этапе своей карьеры Маслоу начинает открыто исследовать "отцовские глубины человеческой природы", выходя за рамки известной иерархии потребностей. Самоактуализация постепенно, незаметно вытеснялась самотрансценденцией по мере того, как Маслоу становился все более открытым для различных восточных традиций (Maslow, 1993).

В этот период своей жизни Маслоу занимал интересную политическую позицию, будучи одновременно признанной фигурой истеблишмента и одним из героев контркультурного движения (Grogan, 2013). Знаменательно, что он стал президентом Американской психологической ассоциации в 1968 г., через год после "лета любви" и за год до культового фестиваля в Вудстоке. Политическая позиция самого Маслоу, по-видимому, имела больше общего с традиционным американским либерализмом, чем с некоторыми более радикальными и революционными движениями, которые могли претендовать на него - от психонавтов, совершающих путешествия внутри психики под воздействием ЛСД, до марксистов - некоторые из которых видели в его оригинальной иерархии потребностей (начиная с потребностей физиологических и в безопасности) столь необходимое психологическое признание и подтверждение важности материальных, социально-экономических основ и контекста жизни человека. Утопический идеал Маслоу - "Эупсихия" (1961), общество психологически здоровых людей - подчеркивал важность естественности и спонтанности, что сходно с идеалами, содержащимися в "Дао Дэ Цзин".

Маслоу, скорее всего, считал себя революционером, но, возможно, в том смысле, как это описано у Томаса Куна в описании научных революций. В работе Маслоу "Психология науки: Ренессанс" (1966) он первоначально проводит обзор и критику доминирующих психологических подходов того времени. Как мы уже обсуждали в главе 4, Маслоу представил и наметил новую, более мягкую психологическую науку, включающую в себя человека как субъекта, человеческий опыт, феноменологически настроенную - которая, судя по всему, вполне намеренно резко контрастирует с более жесткими и контролирующими бихевиористскими и экспериментальными подходами, которые работали над утверждением психологии как жесткой/более строгой науки, больше похожей на естественные науки.

Последующая критика Маслоу и гуманистической психологии, как правило, касалась недостатка научной строгости, основательного эмпиризма и явного отказа от прогнозирования - казалось, что Маслоу "размяк". Но если он так поступал, то это было связано с осознанием того, что лишённая человечности и природы психология не была и не могла быть пригодной для использования по назначению. Возможно также, что его все более частые ссылки на даосскую психологию включали в себя знание семьдесят шестого стиха "Дао Дэ Цзин", который, хотя никогда не цитировался в явном виде, кажется, имплицитно присутствует во всех его последующих работах:
"Человек рождается нежным и слабым. В момент смерти он тверд и негибок. Зеленые растения нежны и полны сока. В момент смерти они зачахшие и высохшие. Посему жесткий и несгибаемый - это ученик смерти. Мягкий и уступчивый - ученик жизни. Поэтому армия, лишенная гибкости, никогда не побеждает в сражении. Негибкое дерево легко сломать. Твердый и сильный падет. Мягкий и непрочный преодолеет". (Перевод на английский: Feng & English, 1996)
Психология и религия - возвращение репрессированного
Религия и духовность традиционно остаются на периферии основных направлений психологии и психотерапии. Когда религия изучалась психологами, это часто сводилось к описанию религиозных ритуалов как форм механизмов совладания, или к эмпирическим исследованиям эффективности молитвы, или к более поздним корреляционным исследованиям областей мозга и духовного опыта, - все это, как правило, игнорирует или отодвигает на второй план жизненный опыт адепта/практикующего.

Трансперсональная психология возникла на фоне контркультуры, движения за человеческий потенциал и ранних экспериментов с психоделическими веществами (как это рассматривается в главе 2). Трансперсональное относится к опыту, выходящему за пределы личной сферы, которая обычно понимается как нечто касающееся нашего обычного, консенсусного сознания; ведя к возобновлению интереса к так называемым измененным или необычным состояниям сознания, включая духовный, мистический и пробуждающий опыт.

Некоторые из признанных пионеров трансперсональной психологии, включая Уильяма Джеймса, Карла Юнга и Абрахама Маслоу, были также одними из первых психологов, серьезно изучавших и практиковавших медитацию, примерно за сорок лет до того, как подходы, основанные на осознанности, стали массовыми.

Не будем также забывать о менее известных трансперсональных психологах и пионерах из Европы, которые тоже были первопроходцами и продвигали в психотерапию более 120 медитативных подходов трансперсональной психологии. Одним из таких светил был итальянский психиатр Роберто Ассаджиоли, основатель психосинтеза. В его основополагающем труде "Психосинтез", написанном в 1965 году, можно встретить огромное количество практик, направленных на тренировку и трансформацию сознания, ведущую к "трансперсональному развитию" (Ассаджиоли, 2007). В заключении своей книги Ассаджиоли предоставляет последнее слово немецкому психиатру Вольфгангу Кречмеру, располагая там его полное эссе 1951 года под названием "Медитативные техники в психотерапии".

Кречмер начинает с того, что, по сути, заявляет: "Психотерапевт, который хочет использовать техники медитации, должен сначала сам научиться медитировать". (Kretschmer цитируется по Assagioli 2000, стр. 268) и заканчивает признанием огромного значения медитации в будущих формах психотерапии:
«Медитация имеет все шансы со временем стать одной из ведущих терапевтических техник... Очень важно, чтобы психотерапевты продолжали изучать медитацию». (Kretschmer, стр. 278)
Вводная оговорка о том, что перед тем как применять медитацию в работе, необходимо научиться медитировать самому, сегодня широко признана как стандартная передовая практика, но мы также можем увидеть в ней мощную поддержку и продвижение, если не предвосхищение, для подходов, основанных на исследованиях и практике, которые мы будем обсуждать в связи с методами исследования как в критической, так и в трансперсональной психологии.
Многообразие значений критического
"Критическая психология"* и "критические психологи" стали привычными как в рамках основной дисциплины "Психология", так и за ее пределами; действительно, студентов-психологов поощряют к "критическому" мышлению, критике и оценке теории и исследований на протяжении всего курса обучения, - но является ли это той же самой природой критичности?
*Критическая психология — базирующееся на марксизме направление в психологии, возникшее в Германии в конце 60-х годов XX века. Самоназвание критическая психология используется различными академическими направлениями в психологии. Ключевое отличие критической психологии от большинства психологических течений в том, что приверженцы этого направления ориентируются в основном на социальные изменения как средство профилактики и лечения психопатологии.
Критические психологи считают, что традиционная психология не учитывает, как различия между социальными классами и группами могут повлиять на психическое и физическое благополучие индивида или группы, тогда как распространенные подходы, например, психоанализ и гуманистическая психология фокусируются на индивидуальных характеристиках человека.
Основная идея направления заключается в том, что популярная психология служит интересам властной элиты, игнорируя способность людей изменять свои жизненные обстоятельства.[1] Согласно критическим подходам, психотерапия не может быть ценностно и политически нейтральной, и внутри нее также реализуются отношения власти. Критические психологи предлагают открыто признать роль социополитических и экономических условий и выстраивать психотерапевтическую практику с учетом принципов, направленных на изменение статуса-кво в интересах человеческого благополучия.
Вероятно, существует важное различие между оценкой теории и исследований, основанных на их оцененных заслугах, по отношению к конкурирующим теориям и исследованиям, и более широкой критикой самой дисциплины, которая производит и регулирует то, что признается, принимается и включается в качестве теории и исследований. Это различие приводит к вопросу о том, следует ли считать критических психологов инсайдерами или аутсайдерами дисциплины.

Критические психологи действительно могут рассматриваться как важная и необходимая составляющая мейнстрима психологии. По сути, это противовес определенным теоретическим или методологическим излишествам - необходимая здоровая антитеза доминирующему тезису, возможно, с надеждой на достижение в конечном итоге синтеза. Но они также могут восприниматься и воспринимают себя как чужаки и отверженные - нелояльная оппозиция.
Доктор Эллиот Коэн - дипломированный психолог и старший преподаватель социальной и междисциплинарной психологии в Университете Лидса Беккета (Великобритания). В настоящее время он является секретарем секции трансперсональной психологии Британского психологического общества и активным членом группы "Дискурс", которая занимается продвижением более критических/радикальных подходов к психологии.

Эллиот Коэн
Доктор философии
Во время моей работы и стажировки в Отделе дискурса Манчестерского столичного университета, являющегося международным центром критических и радикальных подходов в психологии, я часто наблюдал разновидности критических психологов: тех, кто был устремлен и вовлечен в критическую деконструкцию психологии с целью выявления несправедливости и неравенства с тем, чтобы восстановить ее, и тех, кто предлагал более радикальное разрушение дисциплины, не предлагая четкой альтернативы - возможно, осознавая, что любая альтернатива рискует стать новым режимом. В большинстве случаев источником, тоном и целью критики были идеи, почерпнутые из различных марксистских и феминистских движений; при этом религиозные и духовные подходы были и остаются в основном исключенными из этой борьбы, т.е. трансперсональная психология, по-видимому, не рассматривается в качестве потенциального союзника критической психологии. Критические психологи, как правило, занимаются деконструкцией и разрушением, а не трансценденцией.

Ян Паркер - выдающийся критический психолог, который является примером очевидной двусмысленности критической психологии. С одной стороны, Паркер является инсайдером - профессором психологии и членом Британского психологического общества; с другой стороны, он аутсайдер - убежденный марксист, поддерживающий диалог и альянсы с более радикальными дисциплинами, которые стремятся бросить вызов и подорвать психологический проект. По мнению Паркера, психология, как по своему происхождению, так и по своим функциям, тесно и непоправимо переплетена с капитализмом, коммодификацией и консьюмеризмом, что в марксистских терминах эквивалентно эксплуатации, неравенству и угнетению.

В таком духе Паркер последовательно утверждает, что психология становится частью сути проблемы, а не ее потенциальным решением, как это показано в работе "Революция в психологии: От отчуждения к эмансипации" (Parker, 2007). Тем не менее, он одновременно предлагает психологам-исследователям способы исцелить некоторые из этих изъянов, в первую очередь путем продвижения "качественной психологии", имеющей целью внедрение более "радикальных исследований" (Parker, 2004); к ним относятся дискурсивные* и нарративные* формы анализа, а в последнее время - изучение еще более критических автоэтнографических методов (Parker, 2020).
*Дискурси́вный анализ — изучение языка, используемого членами некоторого языкового сообщества. В ходе такого анализа рассматривается как форма языка, так и его функция. В качестве исходного материала берутся разговорная речь и письменные тексты. Идентифицируются лингвистические особенности понимания различных текстов и типов устной речи.
Анализ письменных текстов может включать в себя изучение развития темы и связи (сцепки) между предложениями. Анализ же разговорной речи может сосредоточиваться как на этих аспектах, так и на практиках пошагового взаимодействия, открывающих и закрывающих последовательностей социальных взаимодействий или структуры нарратива.
Дискурсивный анализ использует подходы нескольких научных дисциплин — психолингвистики, социолингвистики, антропологии, социологии, герменевтики и социальной психологии.

Нарративный анализ- качественный анализ материала нарративного интервью (биографического или тематического).
Другая важная фигура в критической психологии, известный социальный психолог Майкл Биллиг, последовательно ратовал за альтернативные, качественные подходы в социальной психологии, подчеркивая роль речи, дискурса и риторики. В своей недавней книге "Больше примеров, меньше теории" (Billig, 2019) он поддерживает тех, кто находится на периферии дисциплины - непризнанных, бесправных, отступников; тех, кто был исключен из-за своих неортодоксальных подходов к психологии - именно эти голоса, возможно, обладают еще неиспользованной силой для преобразования психологических исследований в нечто более человечное, гуманное и целостное.

В частности, постоянный акцент на теории и на ее необходимости критикуется за то, что она ограничивает нашу способность полностью принимать наш мир и нас самих в более грубой, натуралистичной и нефильтрованной манере. Доминирующие, гегемонистские качества психологической теории могут информировать нас, но они также изящно делают нас конформными - несколько коварно навязывая общие линзы и фильтры, через которые мы можем, не рефлексируя, претендовать на всеобъемлющую ясность общеразделяемого видения.

Создается впечатление, что Биллиг считает психологию несколько стагнировавшей, слишком безопасной и самореферентной - что, возможно, мы совместно навечно застряли в процессе добавления новых бревен в гавань, просто поддерживая и укрепляя наши существующие позиции, вместо того чтобы отталкивать лодки - искать новые земли и границы; уже не для завоевания, а для осмысленного знакомства.
Некоторые из предлагаемых решений этой дисциплинарной инерции включают в себя поиск позабытых или отодвинутых на задний план фигур, которые можно найти в заброшенных анналах психологии - например (пример самого Биллига), социальный психолог Мари Яхода, воплощавшая этот аутсайдерский статус как женщина, еврейка, беженка и ярый критик мейнстрима экспериментальной психологии своего времени.

Методологический подход Яходы, вероятно, опережал свое время, продвигая более описательный, этнографический и нарративный подход к анализу, и именно этот подход Биллиг одобряет как транстеоретический, более натуралистический и в этом смысле подлинно человеческий подход к психологии. В этом смысле общая оценка психологии Биллигом представляется более оптимистичной, чем у Паркера, но я, вероятно, испытал глубокое влияние обоих. Тем не менее, ни тот, ни другой не уделяли особого внимания духовным или трансперсональным темам в своих работах и не признавали присущего трансперсональной психологии радикального и революционного потенциала.
Многообразие значений критического
Следуя совету Биллига обращаться к непризнанным, не отмеченным публикой свидетельствам в поисках вдохновения и обновления, я хотел бы пересмотреть малоизвестную книгу Крука и Лоу (1997) - "Йогины Ладакха: Паломничество среди отшельников буддийских Гималаев". Эту книгу редко можно встретить в списках для чтения по психологии, даже трансперсональной психологии, но в ней представлены некоторые ранние свидетельства коммодификации сознания в коренной буддийской культуре, а также обсуждаются ключевые методологические вопросы и проблемы, которые сразу же становятся понятны критическим психологам и особенно актуальны для трансперсональных психологов. Важно также отметить, что, судя по подзаголовку, то, что начиналось как социальное научное исследование, впоследствии было ретроспективно переосмыслено как "паломничество".

Джонатан Крук был близким другом и научным сотрудником профессора Дэвида Фонтаны - одного из основателей секции трансперсональной психологии Британского психологического общества в 1996 году.

Важно отметить, что Крук также был одним из основателей и ключевых учителей Западного Братства Чань, которое стремилось преподавать и распространять аутентичный Чань-буддизм в Великобритании после того, как он получил официальную передачу Дхармы от уважаемого Мастера Шенг-Йена из Тайваня. Крук и Фонтана (1990) ранее редактировали и внесли свой вклад в книгу "Пространство в уме: Психология Восток-Запад и современный буддизм", в которой дается интересная оценка диалога между буддизмом и психологией до появления широкой популярности mindfulness.

Задолго до того, как появились обвинения в том, что западные люди искажают или ассимилируют mindfulness в капиталистическую идеологию, в 1980-х годах мы уже встречали молодых образованных ладакхцев, отказывающихся от исконных тибетских буддийских практик в пользу более практичных и выгодных буддийских подходов Тхеравадин:
«Я познакомился с группой инженеров, которые занимались медитацией в одном из филиалов общества Махабодхи. Их внимание было сосредоточено в основном на базовых медитациях тхеравады, и их мало интересовали сложные тантры монастырей. Гомпы для них представляли устаревшую форму жизни, а медитация была средством повышения эффективности работы банковских менеджеров или инженеров». (Crook и Low, 1997, стр. 105-106)
Книга "Йогины Ладакха" представляет собой ценный формирующий отчет о мышлении самого Крука в отношении изучения духовного опыта в специфически восточном, ладакхском контексте. Стремясь понять внутренний мир и жизненный опыт этих продвинутых тантрических буддийских практиков, Крук признает, что его прежняя подготовка в области биологических и социальных наук была слишком редуктивной и неадекватной поставленной задаче:
«Нужен был не объективный, а интерпретационный подход, основанный на тесной эмпатической идентификации с людьми, имеющими мировоззрение, сильно отличающееся от того, что было заложено в моем образовании. Это осознание приходило ко мне медленно, в форме дискомфорта, поскольку подготовленному исследователю нелегко признать недостаточность своего умственного оснащения» (Там же, стр. xiii-xiv). (Там же, стр. xiii-xiv)
Это важное осознание, которому, безусловно, впоследствии уделялось значительное методологическое внимание в исследованиях трансперсональной психологии. Оно основано на признании того, что при изучении духовного опыта не следует, а возможно, и невозможно оставаться просто пассивным наблюдателем, а необходимо искренне стремиться к эмпирической перспективе через погружение в конкретную духовную дисциплину, не игнорируя ее исторический и культурный контекст.

Но в книге также говорится и о часто невысказанном чувстве инаковости человека и его мировоззрения. К чести книги, она содержит множество примеров культурных промахов, непонимания и даже столкновений. Особенно мучительна сцена, когда Крук через своего переводчика Лоу пытается добиться от одного из старших йогов окончательного, операционального определения понятия "ум" и в результате получает замечание, когда йог резко отвечает:
«Раз уж вам обоим выпало великое счастье обучаться медитации, почему бы вам не пойти и не сделать ее. Тогда вам не пришлось бы задавать такой глупый вопрос!» (Там же, стр. 201-202)
Мне, как исследователю, представляется совершенно очевидным, что здесь произошло. Крук, скорее всего, и это вполне понятно в свете полученной им ранее подготовки, искал авторитетное определение для того, чтобы соотнести это "обретённое" описание с уже существующей психологической теорией и подходами или вписать его в подходящую аналогичную структуру. Его запрос был истолкован как недоуменная просьба хорошо осведомленного человека, которая неожиданно и необъяснимо прозвучала как просьба неосведомленного человека, озабоченного установлением категорий и таксономий, по сути, ориентированного на теоретическое, академическое сдерживание, а не на эмпирическое, духовное обретение. В результате чего йог резко возразил, воспротивился и переключил внимание обратно на практику - или, перефразируя Биллига, "больше опыта, меньше теории".

Именно такой обмен мнениями необходим для того, чтобы область трансперсональной психологии продолжала развиваться и созревать, уходя как от прежних идеализированных, романтизированных, ориенталистских фантазий о Востоке, так и от более редукционистских представлений о полностью обездушенной, психологизированной дисциплине. Понимание этого факта приходило к Круку медленно, поэтому оно напоминает "медленную совместную работу" (slow working together), предложенную Эдвардом Саидом в его знаменитой работе "Ориентализм":
«Вместо надуманного столкновения цивилизаций нам нужно сосредоточиться на медленной совместной работе культур, которые пересекаются, заимствуют друг у друга и живут вместе гораздо более интересными способами, чем может позволить любой редуцированный или неаутентичный способ понимания". (Said, 2003, стр. xxii)
Подобным образом, к этой "медленной совместной работе" должны стремиться психологи в целом и трансперсональные психологи в частности.
Трансперсональная и критическая психология
В книге Карретта и Кинга (2005 г.) "Продавая духовность" дается краткая, но достаточно жесткая, и, на мой взгляд, довольно узкая, несправедливая и устаревшая оценка трансперсональной психологии:
«Трансперсональная психология, несмотря на свои значительные перспективы в качестве противоядия психологическому индивидуализму, предоставляет мало доказательств ориентации на коллектив. Интериоризированная трансценденция, которую предлагают ее сторонники, мало что делает для борьбы со структурным насилием и неравенством и не более чем предоставляет еще одну возможность для изобретения себя в капиталистическом обществе». (Carrette и King 2005, стр. 73)
Прежде чем оспаривать вышеприведенное утверждение, стоит отметить, что авторы, по крайней мере, начинают с признания "значительных перспектив" трансперсональной психологии. В дальнейшем я буду утверждать, что эти перспективы, возможно, только сейчас начинают реализовываться в полной мере.
Основное обвинение Карретта и Кинга состоит в том, что трансперсональная психология преуспела в ускорении или завершении приватизации духовности, то есть в том, что в отчаянном стремлении выйти за пределы "я" трансперсональные психологи стали слишком эгоцентричными и отдаленными. Однако это следует понимать в более широком контексте того, что происходило в контркультуре, на фоне которой возникла трансперсональная психология.

Подобное обвинение не учитывает социокультурный контекст, в котором возникла трансперсональная психология, и впоследствии игнорирует ее намеренный отход от солипсистских* тенденций. Не следует поспешно преуменьшать, осуждать и отвергать трансперсональную психологию на основании того, что она изначально склонялась и воспроизводила индивидуализм, характерный для 1960-х годов. В этой главе мне интереснее продемонстрировать некоторые способы, с помощью которых трансперсональная психология начала и продолжает осознавать свои недостатки и стремится к их устранению - как она столкнулась и продолжает сталкиваться со своей тенью и стремится ко все большей инклюзивности с помощью более радикальных методологий (Anderson и Braud, 2011; Ferrer и Sherman, 2008).
*Солипсизм (от лат. solus – единственный и ipse – сам) – философская позиция, согласно которой несомненно данным является лишь собственный субъективный опыт, данные индивидуального сознания, а все, что считается существующим независимо от него (включая тело, мир внешних сознанию физических вещей, других людей), в действительности – лишь часть этого опыта.
В качестве примера можно привести современную ситуацию, связанную с практикой осознанности. Когда возникла психологизация mindfulness, это было сделано в первую очередь когнитивными психологами, стремившимися секуляризировать* и приватизировать эту практику. При изучении обширной литературы, посвященной разнообразным подходам, основанным на mindfulness, становится очевидным, что эти методы сегодня являются синонимом популярной третьей волны когнитивно-поведенческой терапии, начавшейся в 90-х годах прошлого века, катализатором которой, вероятно, послужила публикация книги Джона Кабат-Зинна "Жизнь в условиях полной катастрофы" (первоначально опубликованной в 1990 г.).
*Секуляризация (от лат. saecularis — светский) – обмирщение в контексте взаимодействия сакрального и профанного (мирского), движение от священного к светскому; в социологии – процесс освобождения всех сфер общественной и личной жизни из-под контроля религии.
Таким образом, медитация осознанности была полностью принята и ассимилирована когнитивно-психологическими подходами, при этом практически не упоминались и не признавались различные трансперсональные движения, которые предшествовали им примерно на тридцать лет, и, что более важно, духовные корни этой практики. Эта тенденция была отмечена и подвергнута критике трансперсональными психологами, писавшими примерно в тот же период:
«Психологизация восточных созерцательных дисциплин - если ей не предшествует глубокая революция в самой западной психологии - может лишить эти дисциплины их духовного содержания. Оно может превратить их в западные уловки для психического здоровья и тем самым помешать внедрению того острого альтернативного видения жизни, которое они способны нам предложить». (Welwood, 1979, стр. 181)
«Говорят, что медитация - это способ вызвать реакцию релаксации... техника успокоения центральной нервной системы; способ снять стресс, повысить самооценку, уменьшить тревогу и облегчить депрессию... Но я хотел бы подчеркнуть, что сама медитация всегда была духовной практикой». (Wilber, 1993, стр. 76)
Я бы добавил к этому, отметив, что в настоящее время осознанность и медитация гораздо чаще обсуждаются в связи с нейропластичностью, перестройкой мозга, выработкой тета-волн, улучшением исполнительной функции (EF, executive function) и снижением активности дефолтного режима сети (DFM, default mode network), в отличие от более традиционного языка культивирования мудрости и сострадания на пути к пробуждению.

И Уэлвуд, и Уилбер отмечали и сетовали на редукционистские тенденции, которые они наблюдали в процессе превращения медитации в еще одно популярное психотерапевтическое вмешательство, а также на отделение от корней и от контекста изначальных духовных традиций и целей, которые это повлекло за собой.
Как мы уже отмечали в предыдущих главах, целью традиционной психотерапии, как правило, является трансформация с целью адаптации к преобладающим социальным нормам и ценностям, что выражается в достижении большей устойчивости или благополучия, а не "резко альтернативного видения жизни", которое дает "духовная практика". Это, вероятно, и есть признанная ценность аутентичной и вовлеченной духовной практики, которую Карретт и Кинг (2005) пропагандируют как противоядие от преобладающих тенденций бездуховного потребительства:
«Появление новых форм духовности, основанных на осознании взаимозависимости, необходимости социальной справедливости и экономически устойчивого образа жизни, может оказаться нашей лучшей надеждой на противостояние капиталистическим эксцессам неолиберализма и развитие чувства солидарности и глобальной гражданственности в мире, который становится все более нестабильным. От этого может зависеть наше будущее». (Carrette и King 2005, стр. 182)
Несмотря на то, что Карретт и Кинг ранее раскритиковали и, я бы сказал, неверно охарактеризовали трансперсональную психологию, именно к этому стремятся и за это борются современные трансперсональные психологи.
Трансперсональная психология как критическая психология
В настоящее время некоторые практики трансперсональной психологии, по-видимому, испытывают трудности, связанные с ее аутсайдерским статусом. Они могли бы попытаться исправить это, стремясь подражать более мейнстримным подходам в психологии, сокращая при этом упоминания о явно духовных предметах или метафизических занятиях. Такой подход был продемонстрирован в Wiley-Blackwell Handbook of Transpersonal Psychology (Hartelius и Friedman, 2015).

Jenny Wade (2019) также стремится вернуть трансперсональную психологию на землю и предотвратить смешение этой дисциплины с движениями "Нью Эйдж", восстановив ее законное место в качестве легитимного подхода в рамках более широкого психологического исследования.
«Одна из главных проблем заключается в том, что трансперсональная психология, выборочно и очень узко заимствуя из нескольких областей, таких как азиатские созерцательные традиции и психотерапия, была слишком изолированной, чтобы извлечь пользу из критической междисциплинарной интеграции или социально-исторической перспективы». (Wade 2019, стр. 71)
Несмотря на эти ценные наблюдения и ссылки на критические точки зрения, в заключении статьи автор, похоже, возвращается к привычному пониманию, аргументируя необходимость включения в более мейнстримную психологию (а именно в психологию религии и психологию развития) через исследование:
«а) импульса к духовности и/или религиозности на любом этапе развития, включая все формы, которые он принимает;
б) потенциала и эффектов различных духовных/религиозных практик, в частности, весь спектр измененных состояний сознания или расширенной идентичности, которые они вызывают;
в) строгих эмпирических исследований этих традиций, методов и составляющих их групп населения». (Wade, 2019, стр. 82)
Более оригинальным подходом было бы принятие этого статуса аутсайдера, активный поиск альянсов и новых междисциплинарных контактов. Если трансперсональная психология начнет принимать и праздновать свою инаковость, а не стремиться к признанию через постепенную ассимиляцию в мейнстрим, то впоследствии может появиться более аутентичная и критически обоснованная дисциплина.

Трансперсональная психология была вынуждена творчески реагировать на вызов, связанный с исследованием и картированием наименее известных или неосознаваемых измерений психики, что привело к новому акценту на важности субъективных, нарративных и феноменологических исследований, которые имеют свои параллели в критических методах психологии. Многие, если не все, методологические проблемы, с которыми столкнулись Crook и Low (1997) в своем исследовании йогинов Ладакха, заняли центральное место в продолжающемся развитии трансперсональной психологии.

Один из вопросов, в частности, касается оспаривания традиционной и, возможно, устаревшей модели исследователя как отстраненного, объективного наблюдателя; включающей как предположение, так и предпочтение явно этической, сторонней точки зрения при проведении и публикации академических, научных исследований.
Эта модель вызывает в памяти ранние идеалы невидимого, незаметного исследователя в экспериментальной психологии, бесстрастно наблюдающего за выполнением респондентами поставленных задач за односторонним зеркалом, скрывающего и цензурирующего свое присутствие на этапе написания исследования, допуская только голос третьего лица. Подобные идеалы до сих пор достаточно часто доводятся до студентов-психологов в качестве стандартных требований - аутентичный академический голос является синонимом пассивного голоса (за использование "я" будут сниматься оценки). Исследователь должен стремиться к объективности, воспроизводимость является золотым стандартом для любых претензий на валидность. А значимость результатов относится в первую очередь к статистической значимости - в частности, к значению вероятности (P, probability) меньшему, чем 0,05%, необходимому для отклонения нулевой гипотезы.

Подобные жесткие требования и ожидания делают изучение такого субъективного по своей сути явления как духовный опыт очень трудным для включения в сферу традиционного научного или академического исследования; возможно, это в значительной степени объясняет, почему до недавнего времени духовный опыт был практически исключен из академической науки.

Можно рассмотреть этот вопрос в связи с самим понятием "значимость" (significance) на примере некоторых ранних исследований, проводившихся в Институте трансперсональной психологии в Калифорнии в конце 1970-х годов, когда Розмари Андерсон и Уильям Брауд руководили исследовательскими проектами. Их научная подготовка приучила их преимущественно опираться на количественные методы, но теперь они столкнулись с новыми и сложными темами исследований, которые были не лабораторными:
"...вскоре мы столкнулись с десятками диссертантов, которые хотели изучить такие темы, как интернализованный расизм и исцеление от боли, единство тела и духа у женщин-мистиков, духовные аспекты хронической боли, бег как путь трансформации, исцеление от сексуального насилия в детстве, тень фемининной культуры у женщин-агентов шпионажа - такие темы волновали каждого из них и обычно основывались на личном опыте". (Anderson, 2015, стр. 211)
Стало совершенно ясно, что "значимость" определяется не просто численным значением или результатом количественного процесса, а к ней необходимо относиться в более непосредственном, личном и социальном смысле, как к чему-то, что вдохновляет и направляет процесс исследования.

Вскоре Брауд и Андерсон стали пионерами более радикальных методов качественного и трансперсонального исследования, которые позволили студентам выйти за рамки ограничений, запретов и границ, которые в недавнем прошлом препятствовали, а то и вовсе мешали, проведению подобных исследований. Одной из значимых совместных публикаций стала книга Брауда и Андерсона "Трансперсональные методы исследования в социальных науках: Чествование человеческого опыта" (1998), в которой особое внимание уделяется выделению места для субъективного и эмпирического аспекта человеческого опыта, что позволяет глубже исследовать эмпатию, интуицию, высший смысл и ценности.

Их последующая публикация "Преобразование себя и других через исследование" (Anderson и Braud, 2011) признает и подчеркивает более социальный, коллективный и совместный аспект исследования, а также бросает вызов традиционным, рекомендованным границам между исследователем и объектом исследования. В некоторых из предложенных новых методов исследования, таких как "Интуитивное исследование", можно наблюдать гораздо более намеренно погруженный способ проведения исследования, который в большей степени соответствует перспективам участия исследователя-практика, более характерным для антропологических и этнографических методов и полевых работ, чем для наиболее распространенных психологических подходов.

Последняя публикация Андерсон (2021), по-видимому, отличается от ее более привычных работ, ориентированных на методологию, поскольку представляет собой новый перевод и комментарий к даосской классике - "Божественной женственности Дао Дэ Цзин". Маслоу был бы рад видеть как бывший лауреат премии "Наследие Абрахама Маслоу", присуждаемой отделением гуманистической психологии Американского психологического общества, возвращается к даосским корням, вдохновившим его "даосскую науку", а также присоединяется к зову Цултрим Аллион (2018) к более вовлеченной, эгалитарной* духовности.

Эти более вовлеченные подходы и методы погружения получили дальнейшую поддержку и эпистемологическую** проработку в работе Феррера и Шермана (2008), которые также наметили и обосновали необходимость большего "партисипативного поворота" в изучении духовности, мистицизма и религиоведения. Как они справедливо признали:
*Эгалитари́зм (фр. égalitarisme от égalité «равенство») — концепция, в основе которой лежит идея, предполагающая создание какого-то общества с равными социальными и гражданскими правами всех членов этого общества, и, как идеал — равенство прав и возможностей. Противоположность элитаризма.
В социологии семьи эгалитаризм признаёт за супругами равные права в самореализации. Принципы эгалитаризма лежат в основе программ различных политических партий.

**Эпистемология (синонимы — теория познания, гносеология) — буквально обозначает учение о знании (греч. επιστήμη — знание; греч. λόγος — слово, учение); раздел философии, в котором анализируется природа и возможности знания, его границы, условия достоверности и истинности, отношение знания к реальности, его строение, структура, функционирование и развитие, а также исследуются всеобщие предпосылки познания. Собственно термин «эпистемология» («теория познания») был введён только в 1832 году, до этого проблематика познания и знания именовалась «анализ ума», «исследование познания», «критика разума».
«...все большее число западных ученых сегодня делают "каминг-аут" о том, что они являются духовными практиками, делая современный дисциплинарный разрыв между религиоведением и теологией как никогда сомнительным». (Ferrer и Sherman 2008, стр. 9)
Этот знакомый квир-дискурс о "каминг–ауте" здесь важен, поскольку он еще больше опровергает существовавшую ранее стигматизацию, связанную с "духовным опытом": пассивно изучать его приемлемо, но активно переживать его - табу. Это наводит на мысль, что в трансперсональной психологии по своей сути есть нечто подрывное, поскольку одной из ее отличительных черт является то, что исследователи неизменно являются также активными практиками различных традиций мудрости.

Поскольку группа, представляющая интересы меньшинства, часто подвергается изоляции – в настоящее время в Американской психологической ассоциации нет трансперсонального подразделения – понятно, что этот опыт заставил бы исследователей сопереживать, искать и выражать солидарность с другими маргинализированными группами. Эти эмпатия и солидарность наиболее ярко проявляются в определении некоторых основных тем, выбранных для рассмотрения в рамках "партисипативного поворота"*:
*Партисипативная теория (participatory theory, от англ. participate - участие) - это концепция или концептуальная модель, которая пытается навести мосты между разделенными субъектом и объектом. По словам Хорхе Феррера, "ядром этого партисипаторного видения является поворот от внутрисубъектного опыта к партисипаторным событиям в нашем понимании трансперсональных и духовных феноменов".
"Партисипативный поворот" в трансперсональной теории. В области трансперсональной психологии "партисипативный поворот", утверждаемый Хорхе Феррером, предполагает, что трансперсональные феномены являются событиями соучастия и со-творчества. Феррер определяет эти события как "возникновение трансперсонального бытия, которое может происходить не только в локусе индивида, но и в отношениях, сообществе, коллективной идентичности или месте". Это партисипативное знание является многомерным и включает в себя все силы человеческого существа (тело/сердце/душа), в том виде как они понимаются в трансперсональной концепции. Видение Феррера включает в себя духовную реальность, которая является плюралистической и многогранной, и духовную силу, которая может давать широкий спектр откровений и прозрений, которые, в свою очередь, могут перекрывать друг друга или даже быть несовместимыми.
«...постколониальная переоценка эмических* эпистемологий, постмодернистский акцент на телесной и гендерной субъективности, феминистское восстановление чувственного и эротического в религиозных исследованиях и опыте...» (Там же, стр. 1)
*Эмический - относящийся к описанию поведения и мировоззрения представителей тех или иных культур и сообществ с точки зрения человека, принадлежащего к ним. В ранних концепциях преобладал подход, исходивший из противопоставления эмического и этического, где эмический подход означал взгляд изнутри, глазами инсайдера, а этический - взгляд снаружи, глазами стороннего наблюдателя.
Этот явно критический (несмотря на то, что Феррер и Шерман не хотят называть его "радикальным") фокус, вероятно, был бы уместен и в более явно критических и радикальных психологических публикациях, и все же трансперсональная психология редко фигурирует на подобных платформах или в публикациях.

Совсем недавно британский фонд «Траст Алефа» (Alef Trust) выпустил новый журнал "Сознание, духовность и трансперсональная психология", который способствует развитию более критических и радикальных подходов к психологии.
Траст, быстро ставший одним из центров трансперсональной психологии в Великобритании, был создан профессором Лесом Ланкастером, первым в Великобритании профессором трансперсональной психологии и бывшим председателем небольшой, но все еще активно действующей трансперсональной секции Британского психологического общества. Помимо того, что Ланкастер является психологом, он также практикующий каббалист и, как следствие, занимается исследовательской практикой. В своем предисловии к первому выпуску Ланкастер и др. (2020) изложили свое видение нового журнала.

Из немногих известных упоминаний, которые, в сущности, являются кратким обзором, можно отметить Андерсона и Брауда, Феррера и Маслоу, а также примечательно и, возможно, неожиданно, включение Боавентуры де Суза Сантоса и Элизабет Тернер:
«Примиряя многообразие голосов и эпистемологий, мы надеемся создать процветающую экологию знаний (de Sousa Santos, 2018), в которой разум и рациональность уравновешиваются воплощенным присутствием и общностью (Turner, 2012), и которая в какой-то мере поможет решить проблему общественного и системного неравенства и несправедливости, преследующих нас по сей день». (Lancaster и др., 2020, стр. i-ii)
Сантос, социолог, правовед и марксист, упоминается в связи с его термином "экология знаний", который взят из книги "Конец когнитивной империи", вышедшей в 2018 г. В ней Сантос критикует этноцентрические, европоцентристские способы мышления, ищет и прославляет альтернативные, исконные формы знания.

Антрополог Элизабет Тернер упоминается в связи с ее книгой 2012 года "Communitas: Антропология коллективной радости" - работу, в которой прославляются социальные и общинные аспекты жизни как вдохновляющего содружества; это видение резко контрастирует с более типичными индивидуалистическими и атомизированными представлениями, встречающимися в мейнстримной психологии. Эта работа важна именно потому, что она служит противоядием от прежних чрезмерно эгоцентричных подходов к духовному развитию и представляет возможность более натуралистичного, доступного коллективного пробуждения, возникающего посредством подлинных встреч и дружеского общения.

Отражая эти изменения в акцентах, темой конференции трансперсональной секции Британского психологического общества в 2021 году станет "Трансперсональный активизм" - изучение и рассмотрение тем инаковости, сопротивления и социальной справедливости с учетом разнообразных духовных перспектив.

При таком рассмотрении можно увидеть возрождение дисциплины трансперсональной психологии: критически обоснованной, междисциплинарной, постоянно использующей инновационные методы и практики исследования, которые активно способствуют трансформации - как индивидуальной, так и социальной.

Мы также видим перспективного партнера для диалога с восточными традициями мудрости, который созревает, преодолевая ориенталистские и романтические идеализации "Востока". Того, кто готов открыто встретить другого и терпеливо участвовать в "медленной совместной работе", необходимой для истинного диалога, и того, кто не пренебрегает и не упускает из виду более тесный культурный контекст и социально-экономические условия жизни человечества в своем стремлении к более дальним рубежам человеческой природы.
Перевод выполнен Ириной Танетовой

Оригинал книги можно приобрести в издательстве "Рутледж": https://www.routledge.com/The-Psychologisation-of-Eastern-Spiritual-Traditions-Colonisation-Translation/Cohen/p/book/9780367375362
Список упомянутой в переведенном отрывке литературы:

Anderson, R. (2015) Transpersonal inquiry and the next generation of trans-personal researchers and scholars. Journal of Transpersonal Research. Vol. 7.2. pp. 210–216

Anderson, R. (2021) The Divine Feminine Tao De Ching: A New Translation and Commentary. Vermont: Inner Traditions – Bear and Company.

Anderson, R. and Braud, W. (2011) Transforming Self and Others Through Research: Transpersonal Research Methods and Skills for the Human Sciences and Humanities. New York: State University of New York Press.

Assagioli, R. (2000) Psychosynthesis: A Collection of Basic Writings. Massachusetts: The Psychosynthesis Centre Inc.

Assagioli, R. (2007) Transpersonal Development: The Dimension Beyond Psychosynthesis. Forres: Smiling Wisdom.

Billig, M. (2019) More Examples, Less Theory: Historical Studies of Writing
Psychology. Cambridge: Cambridge University Press.

Braud, W. and Anderson, R. (1998) Transpersonal Research Methods for the
Social Sciences: Honoring Human Experience. California: Sage Publications.

Carrette, J. and King, R. (2005) Selling Spirituality: The Silent Takeover of
Religion. London: Routledge.

Crook, J. and Fontana, D. (1990) Space in Mind: East-West Psychology and
Contemporary Buddhism. Dorset: Element Books.

Crook, J. and Low, J. (1997) The Yogins of Ladakh: A Pilgrimage Among the
Hermits of the Buddhist Himalayas. Delhi: Motilal Banarsidass Publishers.

de Sousa Santos, B. (2018) The End of the Cognitive Empire: The Coming of
Age of Epistemologies of the South. Durham, NC: Duke University Press.

Ferrer, J. and Sherman, J. (Eds.) (2008) The Participatory Turn: Spirituality,
Mysticism, Religious Studies. New York: State University of New York Press.

Hartelius and Friedman (Eds.) (2015) Wiley-Blackwell Handbook of
Transpersonal Psychology. Chichester: John Wiley & Sons Ltd.

Jung, C. (1961) Memories, Dreams, Reflections. New York: Pantheon.

Jung, C. (1973) Collected Works of C.G. Jung: The First Complete English Edition of the Works of C.G. Jung. London: Taylor & Francis.

Jung, C., Adler, G. and Jaffe, A. (2015) C. G. Jung Letters, Volume 2, 1951–1961. East Sussex: Routledge.

Jung, C.G. and Shamdasani, S. (ed.) (2009) The Red Book: Liber Novus: New York. W. W. Norton & Company.

Kabat-Zinn, J. (2003) Mindfulness-based interventions in contexts: Past, present and future. Clinical Psychology: Science and Practice. Vol. 10.2. pp. 144–156.

Kabat-Zinn, J. (2013) Becoming Conscious: The Science of Mindfulness. [Online]. Available at: https://www.youtube.com/watch?v=xZaCnwNjC_k [accessed 02.04.17].

Lancaster, B., Bockler, J. and Friedman, H. (2020) Introduction to the Inaugural Volume of Consciousness, Spirituality and Transpersonal Psychology. Consciousness, Spirituality and Transpersonal Psychology. Vol. 1. pp. i–v.

Maslow, A. (1961) Eupsychia, the good society. Journal of Humanistic Psychology.
Vol. 1. pp. 1–11.

Maslow, A. (1966) The Psychology of Science: A Reconnaissance. South Bend:
Gateway Editions Ltd.

Maslow, A. (1993) The Father Reaches of Human Nature. New York: Penguin
Arkana.

Maslow, A. (1994) Religions, Values, and Peak-Experiences. New York: Penguin
Arkana.

Parker, I. (2004) Qualitative Psychology: Introducing Radical Research
Maidenhead. Open University Press.

Parker, I. (2007) Revolution in Psychology: Alienation to Emancipation.
London: Pluto Press.

Parker, I. (2020) Psychology through Critical Auto-Ethnography: Academic
Discipline, Professional Practice and Reflexive History. London: Taylor and
Francis.

Turner, E. (2012) Communitas: The anthropology of collective joy. New York:
Palgrave Macmillan

Wade, J. (2019) ‘Transcending “Transpersonal”: Time to join the world’. Journal
of Transpersonal Psychology. Vol. 51.1. pp. 70–88.

Welwood, J. (2000) Toward a Psychology of Awakening: Buddhism,
Psychotherapy, and the Path of Personal and Spiritual Transformation.
Boulder: Shambhala.

Wilber, K. (1993) Grace and Grit: Spirituality and Healing in the Life and Death
of Treya Killam Wilber. Boston: Shambhala Publications.